НАШИ ФОТО

( К столетию больницы водников им. Н.А. Семашко, как базы СГМУ)

Больница «Семашко» в моей жизни

Без всякого преувеличения могу сказать, что  я родился и даже вырос в ведомственной больнице водников им. Н.А. Семашко, расположенной в Архангельске. Родильное отделение этой больницы, где это событие произошло, находилось на самом берегу реки Северной Двины. Случилось оно   рано утром 25 ноября 1938 года. «Семашко» тогда была ведомственной больницей «пароходства», а мой папа, Пащенко Петр Александрович, был молодым инженером порта и судостроительного завода «Красная кузница», работники которой относились к этой больнице. В Архангельск он был направлен на работу после окончания в 1936 г. Института инженеров водного транспорта в Ленинграде. Моя мама, Батыгина Надежда Ивановна, в 1938 г. была студенткой второго курса медицинского института (СГМУ). Они жили вместе в доме на ул. Пролетарской в доме 174 фл.2. относящемуся тоже  к «пароходству».

Больница водников «Семашко» , в 1938 году — сильно отличалась от того, что мы видим  сейчас  на том же месте. Родильное отделение той больницы находилось в деревянном одноэтажном доме, который в то время располагался на самому углу улицы Вологодской и ул.  Набережной, которая называлась «Набережная  им. Сталинских ударников». Потом после войны она была просто «Набережной им. И. В. Сталина». Родильное отделение этой больницы, было похоже на терем с узорчатыми наличниками окон и перилами большого балкона. Он был выкрашен в  зеленовато- коричневый цвет и сливался с высаженными перед ним деревьями.  В последующем, в 80-90 годы он был снесен и  здесь было построено новое двухэтажное здание, где открылось гинекологическое,  а затем детское отделение.

Об этих событиях в моей жизни я узнал от своей матери Батыгиной Надежды Ивановны, когда после войны в 1947 году в семилетнем возрасте вернулся в Архангельск из деревни Порозово в Вологодской области.

После войны со всеми родственниками мы жили в многоквартирном двухэтажном деревянном доме, расположенном в соседнем квартале с этой больницей. Он был выделен улицами Вологодской , Шубина и проспектом П. Виноградова. Наш адрес был: Набережная им. И.В Сталина д. 118.фл .2,  кв.8. В пределах нашего квартала на набережной находился  еще хлебозавод.  На набережной,  рядом с «Семашко»,  ближе к городскому пляжу  находился «Яхтклуб». Вся эта территория, в то время была, застроена в основном деревянными одноэтажными и двухэтажными домами.

В послевоенное время, среди этих серых деревянных домов, больница «Семашко»,- ее центральный корпус, сильно выделялся своей архитектурой:  главное кирпичное трехэтажное большое  здание больницы было  белого цвета,  с большими окнами. Оно и сейчас выглядит вполне современным. В целом это  здание, если смотреть сверху,  напоминало букву «Г» : большое и малое крыло.  В этом центральном здании на первом этаже располагалась администрация, кабинет главного врача, приемное отделение, а также Лор и глазное отделение. Большое хирургическое отделение: палаты, перевязочная, лаборатория, ординаторская, операционная и др.  были на втором этаже. Терапевтическое отделение с палатами для больных и со всеми дополнительными помещениями -на третьем этаже этого здания больницы.  Кроме главного корпуса и деревянного дома -«родилки», на набережной на углу ул. А. Гайдара   находился     еще один  деревянный дом,  где потом было туберкулезное отделение . Там мы в свое студенческое  время проходили курс туберкулеза.  В деревянных зданиях, по улице Вологодской, располагались хозяйственные службы больницы: гараж, прачечная.   Там же,  в глубине, был деревянный дом, где было патологоанатомическое отделение, там же в наше время была и кафедра пат. анатомии. Отдельное большое деревянное одноэтажное здание, относящееся к этому лечебному учреждению, стояло и около центрального входа в больницу — с проспекта П. Виноградова. Возможно, вначале, до организации еще больницы, это было    жилое помещение. В последующем, когда мы учились в АГМИ, здесь была кафедра иностранных языков. Еще один небольшой одноэтажный домик для персонала больницы был вблизи главного корпуса в садике перед главным корпусом.

 Отдельно, но рядом с малым крылом, было здание кухни, из которой диетические порционные блюда, выписанные больному врачом, поступали в буфет, в небольшую столовую на втором этаже хирургического отделения.

 История этой больницы берет начало с дореволюционного времени. Во дворе больницы, выходившей к реке, на набережную,  был большой сад и пруд,  а также две  беседки.  Именно там находился  «дом над Двиной в котором жила  Евгения Фрезер».. Этот сад от набережной был отделены небольшим  деревянным забором.

 Некоторых из этих зданий теперь уж нет. Были и других деревянные строения, которые исчезли первыми. Можно, например, вспомнить двухэтажное деревянное здание внутри сада больницы. Это было детское туберкулезное отделение. Это здание с верандой и   широкой деревянной лестницей, которая со второго этаже спускалась прямо в сад. В солнечные теплые дни, там на веранде появлялись больные. Считалось, что свежий воздух с реки и   пребывание в саду помогает справиться с этой распространенной тогда болезнью.

Сад больницы «Семашко» -это очень памятное место не только для сотрудников и больных, оно запомнилось и  ребятам нашего двора. Нас ребят из соседних домов в этот сад не пускали, но, когда туберкулезное отделение с открытой формой было закрыто, появление там посторонних ребят не особенно контролировалось. В большом саду при больнице росли уникальные деревья: дубы, березы, черемухи, сирень. Ближе к набережной, недалеко от забора находилась две беседки открытого типа, где можно было посидеть, почитать книгу, поиграть в шахматы. Они также, видимо,  здесь были построены  еще в «дореволюционное время», когда здесь была частная    лечебница. В саду был еще большой пруд, а на одном его берегу, чуть в стороне был  высокий земляной холм -насыпь, внутрь  этого холма вел вход, закрытый массивной дверью, там было большое  помещение. Во время войны оно могло быть бомбоубежищем, поземным хранилищем горючего, или еще  чего-нибудь ценного. С этого холма, как с горки, мы катались на лыжах, когда снег уже выпал, а река еще была незамерзшей..

 Нас в этом саду привлекал и пруд. Ловить рыбу там мы не пытались, но когда наступали холода и пруд замерзал, там появлялось хоккейное поле, на нем можно было кататься на коньках до той поры, пока не замерзала река Северная Двина. В саду можно было покататься на лыжах, а летом поиграть и в футбол. Можно было там  и фотографироваться в беседках и   у кустов сирени и у пруда. Что касается больных, то в солнечный день можно было «ходячим» больным выйти в сад, встретиться с родственникам и погулять вместе. Именно так однажды, когда я лежал в  очередной раз в этой больнице меня пришли навестить почти все ребята нашего двора.

Следует сказать, что сразу после войнынабережная, не была  достаточно комфортной для прогулок: она была с каменным покрытием, а на склоне берега в нескольких местах были закрытые бомбоубежища. После войны к берегу около больницы швартовались огромные плоты леса, которые  затем тут же разбирались, складировались в штабеля, а затем  и  развозились. Под берегом  на выезде к реке по ул. А.П. Гайдара  была даже небольшая лесопилка. Правда, уже в пятидесятые годы набережная постепенно стала благоустраиваться.

Нельзя не вспомнить также, что  в то далекое время как раз напротив больницы «Семашко», его центрального входа с ул. П. Виноградова, (ныне Троицкого проспекта)  на противоположной стороне   располагался маленький  деревянный одноэтажный домик, -магазин  номер 55,  где  население всех близь лежащих домов  в послевоенное время выстаивалось в длинные очереди за хлебом и  продуктами   по карточкам, а улица Вологодская  прямо от реки  шла на центральное городское «Вологодское кладбище», расположенное на самой окраине города,  где без всяких проблем и хоронили горожан.

    Я не могу не вспомнить и то, когда я первый раз побывал в самой этой больницы, внутри  ее. Возможно, это случилось, когда я учился уже в четверном-пятом классе  23-й школы . Именно в это время моя мама, Батыгина  Надежда Ивановна, перешла из первой горбольницы  работать сначала в хирургическое отделение этой больницы, а потом и на кафедру  общей хирургии АГМИ, заведующим  которой был проф. Г.А. Орлов.  Она работала там хирургом  и ей полагались ночные дежурства. Вот в эти -то дни  ее дежурства   я и мог вечером оказаться  в хирургическом отделении на большом крыле. Дело в том, что в Архангельске в то послевоенное время -деревянном городе была большая   «банная проблема». Бани  не справлялась с желающими помыться. «Макаровская» баня на ул. Пролетарской, (ныне  ул.  Логинова)  была всегда переполнена, очереди как в женское, так и мужское отделение были обычным явлением. С детьми было особенно проблемно.

Видимо, теперь можно сознаться, что во время дежурства мамы вечером я иногда и приходил в «Семашко»-  в хирургическое отделение. Приходил  мыться. Там на большом крыле в процедурном кабинете я впервые в жизни «купался» в настоящей ванне. Обычно здесь на кушетке рядом с ванной  ставили  больным клизмы, брили и готовили их к операции.  Мне, в ту мыться в «Семашке»   было гораздо удобнее, по сравнению с помывкой под душем в ванной у моей тети Шуры, (Злобиной Александры Ивановны), которая работала в   пат. анатомическом отделении первой горбольницы на ул. Суворова. Там, ванная комната находилась рядом с прозекторским помещением, где часто на столах, закрытые белой простыней, лежал труппы умерших больных.

Более подробно о назначении различных помещений на большом и малом крыле на втором этаже хирургического отделения больниц «Семашко»  я, узнал, в начале пятидесятых годов прошлого века, когда  учился уже в пятом-шестом классе, когда и сам стал пациентом этого отделения.

Я заболел. Что-то случилось с почками- было непонятно?!!!. Почему- то у врачей того времени всегда самая первая мысль о диагнозе больного была связана с  «туберкулезом». Действительно, после войны, это была проблема. Первое, что нужно было тогда сделать,- это ложится в больницу на обследование, чтоб  поставить диагноз. Для этого в хирургическом  отделении на втором этаже на «малом крыле»  была  своя лаборатория (там работала «Шурочка»).  В отделении  был больничный  рентген -кабинет.  Мне запомнилась также  и перевязочная на большом крыле, где была отдельная комнатка  с урологическим креслом.

 Меня в то время поражал необыкновенно длинный коридор большого  крыла,   светлые  палаты с большими окнами, ряды   коек  для больных ,  столик дежурной сестры в коридоре с лампой и  тишина в вечернее время. Рядом с кроватями были кнопки для вызова медсестры.

На второй и третий этаж из приемного отделения из вестибюля на первом этаже шла широкая лестница. На втором этаже с лестничкой площадки, через стеклянную большую дверь посетители и больные  попадали в большой    холл. В просторном помещении холла в 1953 г у стенки стояли два дивана, большое зеркало. У окна  в углу бюст И.В. Сталина и радио. Прямо между диванами  вход в рентгенологическое и физиотерапевтическое  отделение. Если сразу повернуть  направо,  то  дальше шел коридор малого крыла.  Налево был виден длинный коридор большого крыла. Здесь же был вход и в операционное отделения.  По длинному коридору большого крыла в конце   находились две перевязочные, и небольшая комната  с большим металлическим креслом  для  урологических исследований (цистоскопии). Сразу слева от лестницы, в то далекое время,  находился небольшой кабинет профессора Г.А. Орлова (теперь здесь лифт ). Рядом по коридору большая комната для врачей и ординаторов.

В самом конце большого крыла за небольшой перегородкой в тупике  были палаты ( 12 и 13)  для особо тяжелобольных. Запомнились, мне что однажды там  неподвижно лежали два молодых парня, с переломом шейных позвонков, а с ними сидели неутешные родственники со слезами на глазах.

На малом крыле, кроме  палат для больных,  была  также лаборатория, буфет-столовая и несколько подсобных помещений. Из холла также можно было пропасть и в операционный блок, который  шел  в сторону  проспекта П. Виноградова.  Вход в операционные находился в самом начале малого крыла, за дверью   начинался  коридор и из него  были два входа в   операционные. Они были просторные с высокими потолками, в центре под большими  светильниками стояли  операционные столы, а рядом столики с инструментами,  перевязочным материалом. Отдельно была предоперационная комната, где хирурги готовились, одевались, тщательно мыли руки, все станы  ее были облицованы кафельными плитками. Внизу на первом этаже под этими помещениями была раздевалка.

Порядок в хирургическом отделении был строгий: подъем в 6.30.  В палату входила медсестра и раздавала термометры, это повторялось и вечером. Все больные ходили в стандартных больничных полосатых пижамах. С утра же больные сдавали анализы.  Баночки с утренней мечей ставили под кровать. Брать анализы крови в палату приходил   лаборант. Ходячие больные около 8-8.30 шли завтракать в буфет, а лежачим еду  в специальной двухуровневой каталке привозила  медсестра и ставила на прикроватную тумбочку, потом также все это убиралось на каталку. С утра и до полудня врачами проводился осмотр больных, выполнялись процедурные перевязки в малой или большой перевязочной на большом крыле. Больные ходили по назначению на     рентген, или дополнительные физиопроцедуры. На больших каталках  больных везли на операцию.

Больница была ведомственной. Большинство пациентов отделения были мужчины разного возраста: моряки с судов, трал- флота,  работники пароходства, завода «Красной кузницы». Большинство палат были четырехместные, но были и большие палаты как на большом крыле, так и малом. На  малом крыле в самом конце всегда была большая женская палата- «на веранде».  В лаборатории исследовали и  проводили анализ крови и мочи.  На малом крыле  были и подсобные помещения для  научной работы, где готовились   препараты для  микроскопии,  фотографирования.

При поступлении больные  получали казенное  нижнее  и верхнее белье:  кальсоны, «полосатые пижамы». Почти все они были  одинакового стандартного размера. Так что и я школьник 5-6 классов ходил в большой  подогнутой пижаме. На первом этаже  была небольшая библиотека, а в подвале еще и буфет с очень небольшим ассортиментом компотов и печенья.

Большим событием в жизни хирургического отделения были периодические, часто раз в неделю  профессорские обходы. Всем больным в это время  строго-настрого запрещалось куда -то уходить. Все лежали на койке, периодически выглядывая в коридор: для выяснения, где и как движется эта процессия молодых ординаторов студентов и врачей. Сестры отделения тогда строго-настрого  наказывали всем больным находиться в своих постелях. И вот все мы лежим в палате, напряженно ожидая грядущего события. Процессия врачей, ординаторов, студентов и медсестер медленно движется по коридору из палаты в палату, приближаясь и к нам.

Многие больные не скрывали тревоги, так как вот сейчас и должно решиться, быть или не быть операции и на какой день она будет назначена, или будет решен вопрос с выпиской домой. В палату «профессор» (а только
так и называли Георгия Андреевича больные и сотрудники отделения)
входил первым, широко открывая дверь. За ним шли все остальные. Про-
фессор подходил к первому больному, садился рядом с ним. Лечащий
врач, заметно волнуясь, докладывал о состоянии больного, после чего
профессор (иногда не дожидаясь окончания рапорта) сам начинал ос-
матривать и ощупывать больного. «Ну что, Николай, пойдем на опера-
цию. Все сделаем. Жене передай, что так решили, пусть зайдет». Боль-
ной как-то виновато улыбается, смущаясь от внимания такого большо-
го числа людей. Прощаясь с выздоровевшим пациентом, профессор по-
давал ему руку, желал успехов. А в это время остальные напряженно жда-
ли своей участи, прислушиваясь к каждому слову профессора.

После ухода докторов в палате возникало какое-то просветление и
оживление. Наступила полная ясность, все вопросы решены. Среди больных шло обсуждение, что, кому и как сказал профессор, какое назначил обследование. Тут же строятся планы на будущее — кто-то уже начинал  собирается домой. Больные принимали окончательное слово профессора, как слово самого Господа Бога.

 Некоторые больные той поры мне помнятся до сих пор. Помнится молодой моряк, прибывший после долго плавания и попавший в больницу с фимозом. Он очень эмоционально реагировал на свое заболевания, и все сочувственно смеялись. Помниться пожилой мужчина с облитерирующим эндартериитом без одной ноги, курильщик из Соломбалы, которому нужно было спасать и вторую ногу. Молодые парни с переломами шеи в палате тяжелобольных, которые неудачно нырнули в воду с плотов. Такая трагедия для них и родителей. У каждого больного своя история и судьба.

В свободное от процедур время в начале 50-х годов ходячие больные могли посидеть в вестибюле на двух диванах даже поиграть в шахматы, послушать радио, последние известия. Особо памятное событие произошло —  в 1953 году  когда вдруг передали о резком ухудшение здоровья товарища И.В. Сталина. В это время я тоже находился в хирургическом отделении на обследовании и лечении. В течение трех дней здесь собирались больные и персонал отделения ожидая очередных известие, многие втирали слезы. Кульминация наступила на третий день. После лишений, потерь, голода, тяжелой победы    в ВОВ жизнь в стране тогда постепенно улучшалась и теперь было непонятно, что будет, что нас ждет впереди. 

 Близость прошедшей войны в начале 1950 -1955 годов постоянно ощущалась.  Моим постоянным лечащим врачом была Калерия Яковлевна Журавлева. Она также была на фронте. Многие работающие врачи также прошли войну. Архангельск во время войны сильно бомбили. Недалеко от больницы Семашко было несколько  разрушенных домов. Разрушена была  глазная клиника на Вологодской, госпиталь расположенный в  здании АЛТИ. Среди врачей прошедших войну в отделении больницы Семашко тогда работали работали:  врачи: А.П. Тюкина, Г.В. Грицук.  С.Я. Ступников,  Г.В Попов и др.  Профессор Г.А. Орлов был тогда  главным консультантом эвакогоспиталей и др.

Нужно сказать, что пребывание в больнице для меня не прошло бесследно: я на личном опыте и путем наблюдения, познакомился с работой сотрудников клиники, работой персонала, работой врача, методами обследования больных, научился фотографировать, пробывал в лаборатории, в библиотеке больницы было много книг. Поэтому после окончания школы небыло и сомнений, куда нужно поступать учиться дальше.

 Оказавшись студентом мединститута  в 1958 году я, уже с большим больничным стажем,  буквально на первом курсе решил записаться в научный кружек кафедры  общей хирурги.  Однако лечивший меня  профессор  Г.А Орлов почему- то отправил меня сначала  на каф.  органический химии к Ведринскому, набираться теоретических знаний. Я послушался и пробыл там целый год, сделал научный доклад на кружке, по митогенетическому излучению клеток. Тогда я из книг проф. С.Я. Залкинда  я узнал, что клетки человека в специальной питательной среде могут расти даже в пробирке. Было интересно, но возможности самому освоить тогда эту методику небыло. На   втором курсе я все же снова  пошел на кафедру общей хирургии и получил работу. Профессором Г.А. Орловым мне было поручено заняться кровоснабжением сухожилий  плеча и мышцы  бицепса. Однако, неоднократное посещение «анатомки» в вечернее время, даже с использованием инструментов  профессора,  которые у меня хранятся до сих пор,   получить нужный результат мне не удалось. Эту работу успешно выполнил в последующем А. Журавлев.

Более успешно я  справился с работой, где требовалось изучить реакцию ткани (кожи кролика) на нейлоновый шов. В ее выполнении принимали участие и другие студенты. Нейлоновые женские чулки после войны были новинкой и в моде. Знакомство с гистологией помогло мне  выполнить эту работу до конца и даже сделать доклад на итоговой конференции на третьем курсе. Работа привлекла внимание и студентов, которые учились на нашем курсе, помню, что  среди них была и студентка Галя Герасимова.

К сожалению, с отъездом проф. Г.А. Орлова в Бирму интенсивная научная работа студентов нашего кружка  несколько замерла, но  однако  интерес к научной работе не угас и я успешно продолжил заниматься «наукой» на кафедре патофизиологии в лаборатории  проф. В.Д. Дышлового, а потом на старших курсах на каф. гигиены проф. С.П. Сперанского. Там я сделал доклад: «Условия труда и заболеваемость рабочих лесопильно-деревообрабатывающего цеха ЛДК. им. Ленина». Познакомился со статистикой, здесь мне удалось узнать о проблемах акклиматизации человека на Севере. После окончания института я оказался  аспирантом кафедры общей гигиены .  Наука стала, можно сказать, основным смыслом моей а жизни.   

На кафедре общей хирургии больницы им.  Семашко  я такой «ученый» был не один, здесь получили путевку в жизнь многие теперь известные у нас ученые. Здесь были освоены  операции на сердце, была  разработана и внедрена  термография, здесь  изучили и разработали метод лечения «чинги»- профессионального заболевания зверобоев, здесь изучали проблемы холодовой травмы у работников тралового флота, лесорубов, моряков, работников рыбной промышленности.  Новейшие методы лечения и реабилитации и все это кафедры СГМУ . расположенных на базе больницы «Семашко».  Многие научные направления, новые методы исследования для лечения больных    внедрялись и внедряются в этой клинике. Трудно перечислить все новое, что внедрялось на базе этой клиники под руководством профессора Г.А. Орлова и его учеников. Благодаря этому б-ца Семашко была на высоком счету  не только среди населения города, но и у высших партийных чиновников, которые тоже там  нередко поправляли свое здоровье.

Ближайшим наследником  профессора Г.А Орлова, заведующим кафедрой Общей хирургии на втором этаже б-цы Семашко стал профессор Н.П.  Бычихин.  Николай Прокопьевич Бычихин, несмотря на  обязанности ректора СГМУ уделял большое внимание и развитию кафедры. Его научные интересы были связаны с предупреждением хирургической патологии у моряков тралового флота, большое внимание уделял проблемам геронтологии на Севере. Им разработаны правила  оперативного вмешательства у лиц пожилого возраста, он длительное время возглавлял общество геронтологов. Вместе с Н.П. Бычихиным мы написали книжку: «Север и долголетие», изданную в Северо -Западном книжном издательстве в 1989 г.. С Николаем Прокопьевичем, учеником и преемником  проф. Г.А Орлова  на кафедре общей хирургии больницы Семашко,  нами  на базе этой клиники   был внедрен метод трансплантации  эндокринных клеток  поджелудочной железы для лечения  больных сахарным диабетом. Н.П. Бычихин активно поддержал идею, возникшую во время  Ломоносовских чтений:  организации в нашем городе «Архангельского филиала НИИ морфологии человека АМН СССР», института, расположенного в Москве и возглавляемого в то время известным ученым, академиком АМН СССР, профессором А.П. Авциным, надеясь на тесное с ним сотрудничество в разработке проблем акклиматизации человека на Крайнем Севере. С целю усиления  научного потенциала кафедр АГМИ, под его руководством «Проблемная лаборатории по изучению акклиматизации на Европейском Севере», была преобразована в ЦНИЛ, что расширило возможности научных исследований на кафедрах  в СГМУ.  

 Внедрение новых научных достижений, новых идей в здравоохранение Европейского Севера —  и сейчас  основное направление  клиники  им Н.А. Семашко. В настоящее время больница Семашко сохраняет статус одного из ведущих медицинских центров Европейского Севера, превратившись  в «Северный медицинский центр им Н.А. Семашко». Здесь по-прежнему располагается ряд кафедр медицинского университета.  Северный медицинский цент имени Н.А. Семашко  вот уж  более 15 лет возглавляет выпускница АГМИ,  доктор медицинских наук, профессор Е.В. Казакевич. Под ее руководством расширились возможности клиники б-ц Семашко, в  «Центре» работают высококлассные  специалисты, клиника оснащена современным  уникальным оборудованием.  Больница превратилась в многопрофильное суперсовременное медицинское учреждение.

 Приятно отметить, что сотрудники, директор  «Северного медицинского центра», проф. Е.В. Казакевич сохраняет память и о былых достижениях работников бассейновой больницы им Н.А. Семашко, сотрудниках кафедр АГМИ-СГМУ.

Мне также  хотелось в юбилейный год этой больницы вспомнить и рассказать о  «больнице Семашко», где я родился, длительное время  лечился,  а потом и учился.  В этот юбилейный год больницы  хочется вспомнить о кафедрах СГМУ на территории этой больницы, где мы учились  (общей терапии, общей хирургии, пат. анатомии), где делали первые шаги в науке. Вспомнить о профессорах Г.А. Орлове и Н.П. Бычихине, зав. каф. общей терапии Н.Ф. Архиповой, пат анатомии проф. П.П. Рапопорте. а также активных молодых ординаторов того далекого  времени: Р.Н. Калашникова, В.П. Рехачева,  Е.Е. Волосевич,  Э.В. Недашковского,  М.В.  Сатыбалдыева , В.А. Попова, Л.Н. Терновского, Л.А. Смольникова , А.И. Макарова, ставших потом  видными учеными и специалистами высокого уровня. Сотрудников хирургического отделения  и кафедры общей хирургии , у кого мы лечились, и брали пример:  К. Я. Журовалеву, Г.В. Попова, С.Я. Ступникова, А.П. Тюкину, Г.С. Грицука, С.М. Пьянкова  В.П. Веселова,. Л.К Самарина С.А. Тимохова, А.Ф. Каранина.

Естественно, больше всего я вспоминаю  Надежду Ивановну Батыгину, мою маму, благодаря которой я появился на свет,  которая оберегала меня от болезней,  работала здесь долгие годы  и скончалась в этой же больнице.

 Доктор мед наук, профессор,

почетный профессор СГМУ                    В.П.  Пащенко -Батыгин.

 Больница «Семашко» 1957 г

  Проф. В.П. Пащенко                    (Архангельск , 2022 г. )

Публикуется дневник патологоанатома, Злобиной А.И, работавшей в г. Архангельске.

Читать далее →

Все знают Федорова С.Н., великого офтальмолога, но не все знают, что несколько лет он работал в Архангельске.

Читать далее →

31 мая 2020 года ушел из жизни проф. Р.М. Баевский — известный ученый-физиолог, принимавший участие в подготовке первых полетов в космос.

Читать далее →

Моисей Яковлевич Спивак,    многогранная личность, но я почему -то думаю, что важный смысл своей жизни он видел и  в служении науке. На  протяжении многих лет  его интересовал вопрос: как использовать для здоровья целебные свойства чеснока. 

Читать далее →

Разместил на сайте подготовленный, но еще не опубликованный сборник писем с Великой отечественной войны 1941-1945 года молодого учителя физики школы № 19 г. Архангельска.

Читать далее →

    Отмечая 110-ю  годовщину со дня рождения известного  ученого -хирурга Г.А. Орлова , профессора Архангельского медицинского института (1935-1986), необходимо безусловно вспомнить о его  научном вкладе  в изучение научных проблем связанных с особенностями жизни человека на Севере.

Читать далее →

Опубликовал новые 25 рассказов из серии Вовкино детство в Порозове:

Читать далее →

Начинаю публикацию моей новой монографии «Вовкино детство в Порозове (воспоминания, когда была война)». Монографию подготовил к своему 80-летию.

Пока опубликовано описание книги и введение, но потихоньку буду публиковать и все главы из восспоминаний.

Приятного чтения!